Неточные совпадения
Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили его уединение; прежде всего он
отправил квартального к черту, но, когда прочитал в
записке городничего, что может случиться пожива, потому что на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту же минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился к ним.
Но несмотря даже на это, я решился, и только не успел письма
отправить, потому что час спустя после вызова получил от него опять
записку, в которой он просит меня извинить его, что обеспокоил, и забыть о вызове и прибавляет, что раскаивается в этом «минутном порыве малодушия и эгоизма», — его собственные слова.
В таком случае, — продолжает Жюли все тем же длинным, длинным тоном официальных
записок, — она
отправит письмо на двух условиях — «вы можете принять или не принять их, — вы принимаете их, — я
отправляю письмо; вы отвергаете их, — я жгу письмо», и т. д., все в этой же бесконечной манере, вытягивающей душу из спасаемого.
Управляющий отбирал виновных,
отправлял их в часть с поименной
запиской и с пометкой, сколько кому ударов дать; причем письмо на имя квартального всегда заканчивалось припиской: «при сем прилагается три рубля на розги».
Михаил Александрович на днях
отправил табачницу вроде вашей, где представлена сцена, происходящая между вами, Бобрищевым-Пушкиным и Кюхельбекером. Он будет доволен этим воспоминанием, освященным десятилетнею давностию… [Сохранился рисунок 1830-х гг., где изображены И. Д. Якушкин, П. С. Бобрищев-Пушкин и М. К. Кюхельбекер перед зданием петровской тюрьмы (см.
Записки И. Д, Якушкина, 1951, вкладка к стр. 256); подлинный — в Пушкинском Доме.]
Фонвизин просил Пущина прислать свои замечания на проект
Записки, которую он хотел
отправить министру П. Д. Киселеву, ведавшему при Николае I крестьянскими делами.
Отправив эти
записки, Павел предался иным мыслям. Плавин напомнил ему собою другое, очень дорогое для него время — детский театр. Ему ужасно захотелось сыграть где-нибудь на театре.
Получив это извещение, Клеопатра Петровна
отправила уже
записку к самому Вихрову.
Приятно сказать человеку:"Ты найдешь во мне защиту от набегов!", но еще приятнее крикнуть ему:"Ты найдешь во мне ум, которого у тебя нет!"И Удодов неутомимо разъезжал по волостям, разговаривал с головами и писарями, старался приобщить их к тем высшим соображениям, носителем которых считал самого себя, всюду собирал какие-то крохи и из этих крох составлял
записки и соображения, которые, по мере изготовления, и
отправлял в Петербург.
–…Вчера вечером пришла ко мне с твоей
запиской… Я знаю — я все знаю: молчи. Но ведь ребенок — твой? И я ее
отправила — она уже там, за Стеною. Она будет жить…
Литвинов снова вытащил свой чемодан из угла, снова уложил, не торопясь и даже с какою-то тупою заботливостью, все свои вещи, позвонил кельнера, расплатился и
отправил к Ирине
записку на русском языке следующего содержания...
Я пробежал
записку. Караванный просил Осипа Иваныча немедленно
отправить нарочного в Тагил, чтобы купить там омаров и несколько страсбургских пирогов. В постскриптуме стояла лаконическая фраза, подчеркнутая карандашом: от этого все зависит…
Однажды, выпив под Донским монастырем с друзьями весь запас вина, он
отправил к настоятелю такую
записку: «У Павла Степановича Мочалова нет более ни капли вина, и он надеется на подкрепление из вашего благодатного погреба».
Не полагаясь на собственный суд, мама тотчас
отправила музыканта с
запискою во Мценск для испытания к о. Сергию, который отвечал, что посланный вполне может давать первоначальные уроки. Сказавши, что до приезда мужа она не может дать окончательного ответа, мать разрешила музыканту, ночуя со слугами в передней, дождаться приезда барина, ожидаемого дня через два.
Я запечатал и
отправил эту
записку с коридорным лакеем, с приказанием отдать прямо в руки. Ответа я не ждал, но через три минуты лакей воротился с известием что «приказали кланяться».
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился на крыльце, а вслед за тем, сев на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не на месте стул и, войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом на диван, а потом встал и принялся писать
записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша
записка, которою вы назначаете мне на бульваре свидание и которую я сейчас же
отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Федор Федорович
отправил эту
записку по адресу, оделся и велел заложить себе коляску. Веселый и беззаботный, ходил он, напевая, по своей комнатке, подпрыгнул даже раза два, свернул тетрадь романсов в трубочку и перевязал ее голубой ленточкой… Дверь отворилась — и в сюртуке, без эполет, с фуражкой на голове, вошел Лучков. Изумленный Кистер остановился среди комнаты, не доделав розетки.
Ту
записку становой перехватил, свояченицу до греха в другой уезд к тетке
отправил, а Трифону грозил...
Она составила проект лотереи и просила его содействия для распространения билетов между французскими банкирами, но Огинский, как официальный посланник польского короля, должен был отказаться от всякого участия в этом деле (28 августа 1773); затем принцесса писала ему о делах Польши,
отправила к нему составленную ею
записку по польским делам для доставления ее Версальскому кабинету.
В голове Милицы промелькнул в этот миг образ тети Родайки, пронеслась мысль о тревоге старухи, о страхе её, — неизбежном спутнике исчезновения племянницы. Ей стало жаль тетку, но тотчас же Милица постаралась заглушит это чувство в себе. «
Отправлю ей
записку, что жива, здорова и попрошу не тревожиться за меня» — решила она тут же, — А, главное, попрошу ее не искать меня.
Это и был, собственно, первый мой опыт переводного писательства, попавший в печать через три года, в 1857 году; но на первом курсе, насколько память не изменяет мне, я написал рассказ и
отправил его не то в „Современник“, не то в „Отечественные
записки“, и ответа никакого не получил.
Семена я
отправила с
запиской и с книгой к Елене Шамшин. После обеда, часов в восемь, я велела достать карету. Швейцару приказала я растолковать извощику, где живет Софи, чтоб в доме знали, куда я поехала.